Странствия убийцы [издание 2010 г.] - Робин Хобб

— Я обедал с Чейдом и Кетриккен. У него для нас новости. — Он склонил голову и внимательно следил за моим лицом. — Чейд сказал, что в Бакке живет ребенок крови Видящих. Пока только младенец и к тому же незаконный. Но в нем течет та же кровь, что в Верити и Чивэле. Он клянется, что это так.

Я закрыл глаза.

— Фитц, Фитц! Проснись и послушай меня! Он хочет убедить Кетриккен принять этого ребенка. Заявить, что это истинная дочь Верити, а ее смерть при рождении была только уловкой, попыткой обмануть возможных убийц. Или сказать, что это незаконный ребенок Верити, но королева Кетриккен хочет принять девочку и сделать ее своей законной наследницей.

Я не мог шевельнуться. Я не мог дышать. Моя дочь, я знал это. Спрятанная в безопасности, под охраной Баррича. Ею хотят пожертвовать ради трона Видящих. Отнять ее у Молли и отдать королеве. Мою маленькую девочку… Я даже не знаю, как ее зовут! Забрать ее, чтобы сделать принцессой, а со временем и королевой. Навсегда отнять ее у меня.

— Фитц! — Шут положил руку мне на плечо и мягко сжал его.

Я открыл глаза. Он вглядывался в мое лицо.

— Ты ничего не хочешь сказать мне? — осторожно спросил он.

— Можно мне воды?

Пока он готовил питье, я немного пришел в себя. Он помог мне попить. К тому времени, когда он забрал чашку, я решил, какой вопрос будет звучать наиболее убедительно.

— И как Кетриккен восприняла новость, что у Верити есть незаконный ребенок? Вряд ли это ее обрадовало, верно?

Неуверенность, на которую я надеялся, появилась на лице шута.

— Ребенок родился в конце жатвы. Верити не мог зачать его до отъезда. Кетриккен сообразила это быстрее, чем я. — Он говорил почти нежно. — Выходит, это твой ребенок. Когда Кетриккен прямо спросила Чейда, он сказал то же самое. — Он склонил голову и изучающе посмотрел на меня. — Ты не знал?

Я медленно опустил голову. Что значит честь для такого, как я? Бастард и убийца, как я мог претендовать на благородство души? Я солгал и всегда буду презирать себя за эту ложь.

— Я не могу быть отцом ребенка, родившегося в конце жатвы. Молли перестала пускать меня в свою постель за несколько месяцев до того, как покинула Олений замок. — Я попытался придать голосу твердости и сказал: — Если его мать — Молли и она выдает этого ребенка за моего, она лжет. — Я старался казаться искренним, добавив: — Мне жаль, шут. Я не зачинал для тебя наследника трона Видящих и не собирался делать это. — Не понадобилось никаких усилий, чтобы мой голос начал прерываться, а на глазах появились слезы. — Странно… — Я уткнулся лицом в подушку. — Странно, что мне так больно слышать об этом. Молли выдает ребенка за моего…

Шут заговорил мягко:

— Как я понял, она ни на что не претендует. Мне кажется, она до сих пор ничего не знает о плане Чейда.

— Полагаю, мне придется повидать Чейда и Кетриккен. Сказать им, что я жив, и открыть правду. Но мне надо набраться сил. А сейчас, шут, я хочу побыть один.

Я не хотел видеть ни участия, ни озадаченности на его лице. Я молился, чтобы он поверил моей лжи, хотя и презирал самого себя за то, что так оклеветал Молли. И я закрыл глаза, а шут забрал свои свечи и ушел.

Некоторое время я лежал в темноте и ненавидел себя. Это лучший путь, говорил я себе. Если только я вернусь к Молли, я все исправлю. А если нет, они, по крайней мере, не отнимут у нее нашего ребенка. Я снова и снова говорил себе, что поступил мудро. Но не чувствовал себя мудрым. Я чувствовал себя предателем.

Мне снился сон, одновременно ясный и непонятный. Я скалывал черный камень. В этом был весь сон, но он казался бесконечным в своей монотонности. Я использовал кинжал вместо долота и камень вместо молотка. Мои пальцы были избиты и изранены, потому что рука часто соскальзывала и я ударял по ним вместо долота. Но это меня не останавливало. Я скалывал черный камень. И ждал кого-то, кто придет и поможет мне.

Однажды вечером я проснулся и обнаружил, что около моей кровати сидит Кеттл. Она выглядела даже старше, чем я помнил. Я смотрел на нее, пока она не заметила, что я проснулся. Кеттл покачала головой.

— По всем твоим странностям я должна была догадаться. Ты связан с самим Белым Пророком! — Она наклонилась ближе ко мне и прошептала: — Он не разрешает Старлинг повидаться с тобой. Он говорит, что ты слишком слаб для такого полного жизни гостя. И ты пока не хочешь, чтобы кто-нибудь узнал о том, что ты здесь. Но я передам ей словечко от тебя, хорошо?

Я закрыл глаза.

Позднее утро и стук в дверь. Я не мог спать — и не мог как следует проснуться из-за терзавшей меня лихорадки. Я пил чай из ивовой коры, пока он не начал булькать у меня в животе. Но в голове у меня все равно стучало, и если я не обливался потом, то меня бил озноб. Стук раздался снова, громче, и Кеттл отставила чашку, из которой поила меня. Шут сидел за рабочим столом. Он отложил инструмент, но Кеттл сказала:

— Я открою, — и шагнула к двери.

Но шут опередил ее:

— Нет, дай я.

Старлинг ворвалась в дом так внезапно, что даже Кеттл вскрикнула от удивления. Менестрель прошла мимо нее в комнату, на ходу стряхивая снег с шапки и плаща. Шут весело и радушно кивнул ей, как будто ждал ее прихода. Она молча повернулась к нему спиной. Огонек гнева в ее глазах стал ярче, и я чувствовал, что она чем-то очень довольна. Она с грохотом захлопнула за собой дверь и влетела в комнату, как сам северный ветер. Старлинг плюхнулась на пол рядом с моей кроватью и скрестила ноги.

— Ну вот, Фитц. Я так рада тебя видеть! Кеттл сказала мне, что тебе было плохо. Я бы пришла раньше повидать тебя, но меня и на порог не пускали. Как ты сегодня?

Я попытался сосредоточиться. Мне бы хотелось, чтобы она двигалась гораздо медленнее и говорила гораздо тише.

— Здесь слишком холодно, — капризно пожаловался я. — И я потерял свою серьгу.

Я только этим утром обнаружил потерю. Это потрясло меня. Я не помнил, почему это было так важно, но никак не мог заставить себя перестать думать об этом. А когда думал, у меня сильнее болела голова.

Она стянула с себя перчатки. Одна рука все еще была перевязана. Другой ладонью она коснулась моего лба. Пальцы ее были благословенно холодными. Я и не думал, что холод бывает так приятен.

— Он весь горит! — попеняла она шуту. — У тебя хотя бы хватило ума дать ему ивового чая?

Шут обстругивал очередную деревяшку.

— Горшок стоит около твоего колена, если ты его еще не перевернула. И если ты сможешь влить в Фитца хоть глоток, значит, ты лучше меня. — Он взял новый кусок дерева.

— Быть лучше тебя совсем не трудно, — заметила Старлинг тихим недобрым голосом. Потом ласковым тоном обратилась ко мне: — Твоя серьга не потерялась. Смотри, вот. — Она достала ее из кошелька, болтавшегося на поясе.